7. Персонажи
8. Текст
9. Вивисекция детектива
10. Последний штрих
7. Персонажи

Далее я буду называть главных героев - героями, второстепенных
персонажей - просто персонажами, а проходных - проходными лицами или
фигурами. Начну с того, что вы должны сочинить биографии героев и
персонажей и точно представить характер каждого, возраст, внешность,
манеру двигаться, одеваться и говорить, их достоинства и недостатки,
обстановку их жилищ и условия работы, события предшествующей жизни.
Вам не надо вдаваться во все эти подробности в своем сочинении, но
вы должны знать о них больше, чем сообщаете читателю. Вы вообще обо
всем должны знать б о л ь ш е: о персонажах и тайнах, событиях и
обстоятельствах. Если вы знаете больше, то скажете читателю то, что
хотите, кратко и ясно или же намеком, что будит фантазию и порождает
очаровательную атмосферу недоговоренности.
Естественно, главный герой (или героиня) должен быть
"разработан" с максимальной подробностью. Лучше всего - на основе
прототипа, взятого из жизни (ваши родичи и знакомые), из фильмов
или из книг. Книги - очень важные источники информации. Например, вы
пишете детектив, где герой - сыщик, и вы решили "скомбинировать" его
из трех-четырех своих знакомых, дать ему внешность "примерно Сталлоне"
и оживить его характер с помощью всяческих милых чудачеств. Вы хотите,
что он был оригинальной узнаваемой личностью, не похожей на других
великих сыщиков. Чем вам помогут книги? Тем, что вы постараетесь
не использовать черты, коими обладают Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро,
инспектор Мегре, майор Пронин, Ниро Вульф, патер Браун - и так далее,
и тому подобное. Согласен, это нелегкая задача - что ж, ищите и
думайте! Иначе в вашем сочинении будет бродить бледная тень мисс
Марпл, и вы никогда не станете, как Маринина, русской Агатой Кристи.
Затем начинается волшебство - я, описывая "писательскую
кухню", настаиваю именно на этом термине. Еще на таких: магия,
паранормальное действо, переселение душ, внечувственный транс.
Суть же состоит в том, что вы должны слиться со своим героем; на
время сочинения вы становитесь им, впадая в упомянутый выше транс.
Это достигается предварительными раздумьями о герое, о его характере
и внешности, о возможных реакциях и поступках, сильных и слабых
сторонах, пристрастиях и тайных мыслях; и эта метаморфоза происходит
тем легче, чем больше герой похож на вас. Очень опасная ситуация! Вы
ведь не хотите тиражировать только себя, любимого, в своих сочинениях?
Конечно, нет - и потому вживайтесь в различные образы! Станьте женщиной,
суперменом, великим ученым, бандитом, мерзавцем, мелким трусливым
человечишкой; станьте кондуктором, продавцом, таксистом, домохозяйкой,
пиратом, полководцем и любовницей полководца; станьте французом,
арабом, японцем и готтентотом из пустыни Калахари. Так или иначе,
вам придется это сделать - ведь кроме героя, в которого вы полностью
перевоплотились, у вас есть еще десяток персонажей, с которыми тоже
надо сливаться, как только вы вводите их в действие. Надо, поверьте!
Не с такой полнотой, как с главным героем, но хотя бы отчасти - и
сделать так, чтобы все они были разными и не похожими на вас.
Вот это и есть счастье и проклятье писательского труда.
Пишешь о людях и постоянно "ныряешь" то в одного, то в другого, и
"выныриваешь" обратно... Это требует колоссальных душевных сил, и
потому я предупреждаю вас: писательское занятие не только мерзкое
и грязное, но еще изматывающее и тяжелое. Когда вы в трансе, любое
внешнее воздействие будет вас раздражать, а острая реакция на него
приведет к ссорам с домашними. Если же вы, завершив дневной труд,
не выйдете из образа и не вернетесь к реальности, последствия
могут быть трагическими. В самом деле, представьте, что ваш герой
- насильник, извращенец и маньяк-убийца, и вот вы в таком состоянии
ложитесь в постель с женой. Хотя кто знает? Может быть, ей
понравится...
То, о чем сказано выше - система Станиславского в действии, и
ее применяет каждый приличный писатель, чтобы вдохнуть в своих героев
жизнь. А если герой таков, что вы не можете в него перевоплотиться? По
жизни вы - обычный человек, врач, инженер или рабочий; кем вы можете
стать еще, кого сыграть? Мерзавца - безусловно (все мы чуть-чуть
негодяи), а также лицо своей профессии, или тупоголового качка, или
продавца, или таксиста... Если не хватает знаний в какой-тот области,
вы можете последовать примеру Ильи Штемлера, которого я очень уважаю:
он, чтобы вжиться в образ, поработал и продавцом, и таксистом.
Но сумеете ли вы перевоплотиться в искусного детектива или
многоопытного политика? Сомневаюсь, ибо эти люди - не таксисты и не
продавцы, и чтобы "сыграть" их, требуются профессиональные знания,
опыт, талант. И вот мы с вами приходим к мысли, что надо выбирать
героя себе "по плечу", исходя из собственного жизненного опыта. Если
вы прокурор или следователь, ваш опыт велик и, при наличии писательского
дара, вы станете и детективом, и зэком, и барменом, и даже - чем черт
не шутит! - заделаетесь политиком. Но вам никогда не представить с
достоверностью крупного ученого - скажем, физика или математика. Мне
это легче, я сам - физик, но лишь смутно догадываюсь, как вертятся
мозги у великих ученых, какая мощь интеллекта таится временами за
скромной непрезентабельной внешностью. Поэтому берегитесь изображать
личности гигантского масштаба! Если вам двадцать лет и вы пишете
фантастику, не берите главным героем гениального ученого - у вас,
скорей всего, получится болван и недоумок. А в сорок лет, набравшись
ума, вы сами не рискнете на этот шаг, а сделаете гения второстепенным
персонажем, который появляется пять-шесть раз, бросает загадочные
фразы и смотрит на остальных героев как на семейку резвящихся
шимпанзе.
Напомню вам, что в реальной жизни люди говорят по-разному,
и речевая характеристика ваших героев и персонажей тоже должна быть
разнообразной. У кого-то речь энергичная, уверенная, кто-то тянет
фразы, шепелявит, заикается, вставляет любимые словечки, ругань -
или, наоборот, научные термины; один пользуется "феней", другой -
молодежным сленгом, а речь третьего вполне интеллигентна. Учтите,
вам придется говорить за всех! А теперь представьте, что ваш герой
очутился в австралийском буше и встретил там аборигена из племени
ням-ням. Что ему скажет туземец? Как поздоровается, какие сделает
жесты, в каких словах предложит проследовать в котел?
Под занавес этой главы я хотел бы поговорить о еще более
чудесном явлении, чем рассмотренная выше метаморфоза писатель-герой.
Пусть, предположим, вы успешно перевоплотились и живете в пространстве
своего сочинения как сыщик Не-Попадайся-На-Мушку, как экзотическая
стриптизерша Сунь-Доллар-За-Бюстгалтер или как средний помощник
младшего техника при трансгрессионной межзвездной тяге. Разумеется,
вы запланировали, как должен действовать ваш герой, что говорить, с
кем он подружится, кому перережет глотку, кого пощекочет в интимном
месте. Все вроде бы идет по плану, и вдруг вы чувствуете - не играет!
Не может ваш герой так поступить и это сказать! А должен он сделать
совсем другое и молвить иные слова...
Происходит чрезвычайно загадочная вещь, которую называют
так: герой "выламывается" из сюжета и вроде бы приобретает власть
над автором. Неопытный литератор в этом случае творит насилие,
загоняет героя в предписанный характер, жмет его, беднягу, давит,
и в результате получается чушь. Опытный же отмечает успех рюмкой
коньяка и меняет сюжет под действия героя. Это ведь чудо - герой
начал жить и проявлять собственный нрав! Так не мешайте ему, и пусть
он делает то, что ему хочется - пусть он будет не меланхоликом, а
насмешником, не храбрецом, а трусом, не добродетельным истуканом, а
извергом, зато живым. Следуйте за ним, и он приведет вас туда, куда
надо, куда вы не дойдете один.
Я думаю, что именно так писала Ли Брекетт - просто начинала
с первой строки и шла дальше вслед за своим героем.

8. Текст

Всякий превосходный замысел, всякий отличный сюжет и самый
проработанный план можно сгубить плохим текстом.
Что значит - плохим?
Это такой текст, где нет разнообразия в словах, где
постоянно повторяется "был", "была", "было", "эта", "этот", где
некрасиво рифмуются глагольные окончания, где автор не имеет понятия
о ритме и темпе, использует фразы одинаковой примитивной конструкции,
злоупотребляет прилагательными, и где все персонажи говорят одинаково.
К тому же в эпизодах, которые должны устрашить читателя, автор десять
раз повторяет "ужасно", а читатель нисколько не боится; в боевых сценах
идут сплошные "удар" и "ударил", а эротические эпизоды выписаны так,
что ничего не встает. Ну абсолютно ничего!
Текст можно испортить и неудачными сравнениями, нелепыми
"наукообразными" ремарками, плохими метафорами, неправильным выбором
глаголов для описания некоторых действий. Приведу несколько примеров
из фантастического романа Гаррисона и Скаландиса "Возвращение в Мир
Смерти", который является продолжением известной (и любимой мной)
трилогии Гарри Гаррисона о неукротимой планете Пирр, хитроумном Язоне
динАльте и его возлюбленной, могучей пиррянке Мете. Продолжение - увы!
- литературным событием не стало. Цитирую:

"...кристалличекая структура небывалого льда отличалась
от обычной так же, как алмаз отличается от графита. Это была вода,
замерзшая по совершенно иным физическим законам..."
"Замороженный мир не обратил никакого внимания на группу
вторгшихся в него пришшельцев".
"Луч выбрал цель и напал, что называется, с помощью подручных
средств".
"Мета рвалась к свободе, словно собака, ориентируясь на
запах, да еще на какое-то не имеющее названия шестое чувство".

Ну, что тут скажешь? Мысль маститых авторов, конечно, ясна,
но уж больно коряво изложена... А вот вам эротический эпизод:

"Мета изогнулась, удерживаясь в "мостике" левой ногой и
правой рукой. Левая рука ее переплелась пальцами с правой кистью
Язона, приподнявшегося и откинувшегося, словно всадник на непокорной
лошади, а правая свободная нога Меты обнимала партнера за талию.
Сексуальная акробатика подобного рода была их давним и постоянным
увлечением. Случалось изображать и более замысловатые позы, но для
Солвица [это предполагаемый зритель - М.А.] хватит и такой. Мета
застонала, Язон - тоже, и уже через секунду все смешалось вокруг,
утопая в сладкой дрожи и розовато-оранжевом тумане".

А вас, мой читатель, не охватила сладкая дрожь? Думаю, что
нет. Никакого отклика, никаких эмоций, а это значит, что авторы
ожидаемого эффекта не добились. Их сплетение правых рук и левых ног
является нелепым акробатическим этюдом, не имеющим к сексу никакого
отношения - как бы громко ни стонали Мета и Язон, в какие бы розовые
туманы ни погружались.
С возрастом мы убеждаемся в справедливости многих набивших
оскомину истин, и одна из них такова: наш русский язык - язык
могучий, великий и богатый. Слов в нем не счесть, а к тому же предлоги
и суффиксы позволяют изменять слова, придавая им то иронический, то
вежливый, то грубый или иной оттенок. Например, слово "приятный" и
его производные - приятненький, приятнейший, приятственный, приятель,
приятность, приятствовать, неприятель, неприятность... Понятие же
неприятности можно варьировать по глубине и выразить другими словами:
неудача, несчастье, злосчастье, горе, беда, лихо. А слово "сказал",
которое вроде бы неизбежно в диалогах ("он сказал", "она сказала"),
можно заменить двумя десятками других: произнес, промолвил, вымолвил,
проговорил, заметил, бросил, пробасил, прошептал, пискнул, промычал,
буркнул, пробормотал, каркнул, прошипел, ответил, откликнулся,
отозвался, вякнул, ляпнул, брякнул. Кое-какие из них можно перевести
на иностранные языки, а вот для глагола "ляпать" эквивалента нет.
Наше слово, русское! И неимоверно емкое: ведь если вы написали "он
ляпнул" вместо "он сказал", то ясна характеристика "ляпальщика": он
как минимум глуповат, а может, вообще придурок. Попробуйте сказать
так на английском!
Поэтому хорошо запомните, что всякую простую мысль в русском
языке можно выразить десятью способами, а всякую сложную - сотней.
Вот и выражайте. Плавно, красиво, динамично, пугающе, вежливо, грубо,
нахально, резко - так, как вам надо. И не забудьте избегать рифмовки
глагольных окончаний, а того паче - их паразитной рифмовки с именами
существительными.
Чтобы прояснить проблему так называемой "бедной глагольной
рифмы", представим рыцарский турнир и юного герольда, который должен
дать сигнал к поединку. Смотрите, как это происходит:

"Герольд поднял рог, подал сигнал, опустил рог и сунул его
за пояс. Потом отошел в сторону и встал неподвижно".

Действия описаны правильно, но примитивно и некрасиво.
Во-первых, рифмовка: поднял, подал, сигнал, опустил, сунул, отошел,
встал. Во-вторых, четыре "по" и одно "опу": поднял, подал, опустил,
пояс, потом. В-третьих, не очень хорошо, хотя и терпимо - два "ро"
(герольд, рог) и три "то" (потом отошел в сторону). Словом, коряво,
как сплетение правых рук с левыми ногами! Попробуем исправить:

"Вскинув рог, герольд подал сигнал к атаке, затем его рука
пошла вниз, и рожок очутился за поясом. Юноша поклонился, отступил и
замер".

Это уже лучше, но давайте теперь приукрасим и введем детали:

"Герольд поднял к сияющим небесам рожок, и тревожные резкие
звуки, сигнал к бою, раскатились над ристалищем. Они плыли в теплом
прозрачном воздухе, пока в королевской ложе не стих шепот и шорох
одежд, а с лесной опушки не откликнулось звонкое эхо. Тогда юноша
сунул рожок за пояс, с поклоном отступил и замер у каменной стены".

Сейчас я продемонстрировал вам работу с текстом, в процессе
которой автор стремится убрать рифмовку глагольных окончаний и
повторяющийся слог "по", а также создать атмосферу напряженности:
геррольд, ррожок, трревожные, ррезкие, рраскатились, рристалище.
Кроме того, автор сообщает массу подробностей: что погода теплая, что
царит ясный день, что неподалеку находится лес, что ристалище окружено
каменной стеной, что в королевской ложе шепчутся и шелестят одеждами -
видимо, дамы.
Чтобы избежать неприятностей с глагольной рифмой, частого
использования одних и тех же слов и других ляпсусов, я советую
вам приостанавливать творческий процесс через каждые 10-20 строк,
перечитывать и править написанное. Способ простой, но весьма
эффективный.
Очень важную роль, задающую темп повествования, играет
конструкция используемых вами фраз и их чередование в тексте. Напомню,
что предложения у нас могут быть: очень простыми, "рубленными", как
дрова (Он атаковал); более длинными, описывающими ряд действий, но все
еще выражающими одну мысль (Он выхватил сверкнувший на солнце клинок
и ринулся вперед в стремительной атаке); то же самое, но с причастным
или деепричастным оборотом (Выхватив сверкнувший на солнце клинок, он
ринулся вперед в стремительной атаке); более изысканные сложносочиненные
и сложноподчиненные предложения, в которых выражен ряд мыслей,
противопоставляемых или подчеркивающих друг друга, подробно описывающих
какие-либо действия и объекты. Разумеется, эти сложные конструкции тоже
могут включать причастные и деепричастные обороты, и в результате мы
можем построить очень длинное, но логически безупречное и красивое
предложение - что-нибудь на половину страницы.
А теперь представьте, что вы пишете только короткими или
только длинными сложными фразами. В первом случае текст будет казаться
примитивным и нехудожественным, а во втором - нечитабельным или тяжелым
для понимания (то есть вы попросту "замотаете" читателя). Значит,
необходимо чередовать все типы фраз, короткие, средние и длинные,
чтобы текст не выглядел нудным, монотонным, некрасивым.
В какой пропорции чередовать? Хороший вопрос! Вообще-то
все зависит от вашего стиля, но примите к сведению кое-какие советы.
Короткие, особенно "рубленные" фразы подчеркивают динамизм действия
и превалируют в тексте при описании событий стремительных - например,
поединок, внезапное бегство, быстро принимаемое решение и т.д.
Наоборот, фразы длинные задают медленный темп повествования, пригодный
для описаний пейзажа, обстановки, размышлений героя и прочей философии.
Важный элемент искусства описания состоит, например, в том, чтобы
осуществить его средними и длинными фразами, а закончить короткой
энергичной фразой, акцентирующей внимание читателя на каком-нибудь
важном свойстве, сравнении, метафоре. Например, вы можете посвятить
абзац описанию скалы - светло-серой, огромной, остроконечной, вытянутой
вверх, сверкающей на солнце, а закончить плавный текст резкой фразой:
скала, как обнаженный меч; не скала, а пронзающий небеса шпиль.
Вот мы и подошли в очень важному завершающему моменту -
к концовке. Я уже упоминал о том, что в случае рассказа концовка
должна быть неожиданной для читателя, и смысл ее, торжественно-высокий,
загадочный, лирический или иронический, зависит от темы вашей истории.
Вспомните, как заканчивал свои новеллы о любви Александр Грин: "Они
жили долго и умерли в один день". Если же вы описываете бурную страсть
неких Федора и Клавы в юмористическом ключе, их страдания, ревность,
ссоры и примирения, то заключительный аккорд может быть таким: "Они
поженились и были счастливы ровно три дня. На четвертый Федор сказал
Клавдии, что котлеты пережарены, и получил сковородкой по голове".
Принцип "ударной концовкм" желательно соблюдать в романах и
повестях, но в этом случае удары классифицируются на легкие, средние
и тяжелые. Легким ударом вы можете завершить определенный период из
нескольких абзацев, средним - главу, а самый тяжелый приберегите для
конца романа. Полезно, чтобы этот завершающий удар был такой силы,
чтобы читательница залилась слезами, а читатель икнул и, выйдя из
ступора через пару минут, произнес: "Да... Умеет писать, мерзавец!.."
Что будет вам наивысшей творческой оценкой.

9. Вивисекция детектива

Мне хотелось бы завершить книгу соотносительным анализом
различных жанров, упомянутых в третьей главе, но, с учетом малого
объема моего пособия, я не имею возможности коснуться всей их
пространной совокупности. Вот отчего, поразмыслив, я решил остановиться
на детективной литературе и рассмотреть ее с точки писателя-фантаста.
Почему на детективной? Потому, что это самые читаемые произведения,
и в этом жанре подвизались даже такие исполины, как Федор Достоевский.
Почему с точки писателя-фантаста? Потому, что писатель-фантаст - это я.
Неужели вы об этом еще не догадались?
Но я не только писатель, я еще и поклонник любимого жанра, лет
примерно с пяти, когда мной был прочитан первый фантазийный роман -
"Золотой ключик, или Приключения Буратино". Но все же, невзирая на свою
приверженность к НФ и фэнтези, откровенно признаюсь: процесс сотворения
детективных историй кажется мне гораздо более тонким и хитроумным, чем
фантастического романа. В последнем случае можно написать, что герой
вытащил бластер и вышиб мозги инопланетному монстру либо мутанту, а
в детективе такие штучки не проходят. Тут автор обязан определиться
конкретней: что вытащил ("кольт", "магнум", "смит и вессон" или, к
примеру, базуку "панцерфауст"); в кого пальнул (в гангстера, "копа" или
владельца прачечной); почему пальнул и имел ли моральное право палить
вообще. К тому же если герой мерзавец, то автору следует намекнуть, что
он такой пальбы не одобряет, а если говорится о положительном вышибателе
мозгов, то право его должно быть обосновано, дабы герой не лишился
читательских симпатий. Все-таки Земля - не Марс, где можно вышибать
мозги из всяких тварей без видимых к тому причин.
Я размышлял над подобными вопросами лет десять или двадцать,
а потом произвел вивисекцию детектива, чтоб разобраться, как он
устроен и по каким алгоритмам движется от первого трупа к финальному
свистку Фемиды. Представьте себе, вся хитрость опять-таки сводится
к конфликту, то есть к тайне! Едва я успел сделать первый разрез и
заглянуть внутрь, как стало ясно: детектив тем занимательней, чем
успешней автор морочит читателя. Даже не просто морочит - забивает
баки, вешает на уши лапшу и крутит динаму.
Причем на вполне законных основаниях. Ведь ось детектива,
вокруг которой вертятся все его хитрые колесики и шестеренки - это
загадка, сакраментальный вопрос: кто подсыпал мышьяк в кофе богатому
дядюшке? Ответ не должен быть очевидным, а потому писатель водит
читателя кругами, тыкает носом в тупики, мухлюет и делает подставы.
Подстава - это такой детективный прием, когда подозреваются в убийстве
лорд N (самовлюбленный негодяй), леди S (развратница и нимфоманка) и
мистер D (охотник за наследством), тогда как на самом деле с мышьяком
расстарался юный отрок Джонни, коего дядюшка склонял к содомскому
греху. Иными словами, автор играет роль этакого наперсточника-кидалы,
гоняющего шарик, а читатель - лоха, который, войдя в азарт, ставит
и неизменно проигрывает. Но заметьте: чем круче кинули, тем больше
удовольствия! А самая крутой поворот, ежели шарик не сыщется ни
под одним наперстком, и дядюшка вовсе не умер, а скормил мышьяк
братцу-близнецу, прибывшему погостить из Аргентины.
Однако кроме кидалы-писателя и лоха-читателя, в игре
участвует детектив. Это очень важная персона, и ни один из авторов,
будучи в здравом уме и твердой памяти, не сделает его придурком.
Старая леди, дон жуан, чревоугодник, адвокат, священник, репортер и
даже милиционер; кто угодно, только не придурок! Но кто-то придурковатый
необходим для более сочного пейзажа, а также для того, чтобы читателю
было с кем себя ассоциировать. Бывают, правда, и другие варианты, где
рядом с фигурой сыщика маячит не придурок, а верный, но наивный друг,
красотка с карими очами или пустота. В общем и целом все эти ситуации
можно классифицировать и расчленить на категории:
1. Интеллигентный одинокий сыщик (как правило, любитель) -
Эркюль Пуаро, мисс Марпл, патер Браун.
2. Интеллигентный сыщик с другом-помощником (это уже
профессионал, так как помощник хотя и друг, но кушать хочет) - Ниро
Вульф и Арчи Гудвин.
3. Интеллигентный сыщик с другом и придурком - Шерлок Холмс,
доктор Ватсон и инспектор Лестрейд.
4. Сыщик вполне интеллигентный, без друзей и придурков, зато
с девочкой - адвокат Перри Мэйсон с секретаршей Деллой.
5. Сыщик-хам, но тоже с девочкой - Майк Хаммер и красотка
Вельда.
6. Сыщик-начальник, с кучей подчиненных разной степени
придурковатости, оттеняющих его детективные таланты - комиссар Мегре.
7. Куча сыщиков; все умницы-интеллектуалы со склонностью к стебу.
Это уже не забугорная, а отечественная продукция, от Андрея Кивинова.
8. Сыщик, который не любит готовить и стирать; очень ленив в
быту, зато с мужем. Это, как вы понимаете, Александра Маринина.
Выше я помянул сериалы Стаута, Гарднера, Микки Спиллейна,
Честертона, Сименона, Конан Дойла, Агаты Кристи и наших российских
авторов; мог бы указать других, что главного вывода не изменит. А он
таков: как правило, герои криминальных драм выписаны более ярко, чем
бледное их отражение в фантастических сериалах. Я говорю об отражении,
поскольку Майк Хаммер ассоциируется у меня с Конаном Варваром, Арчи
Гудмен - с Джимми ди Гризом ("Стальная Крыса" Гаррисона), Ниро Вульф
- с Николасом ван Рийном из андерсоновской Полисотехнической Лиги, а
Шерлок Холмс и комиссар Мэгре - в какой-то степени с доком Сэвиджем.
Но, в отличие от своих фантазийных аналогов, бойцы криминального
фронта кажутся мне гораздо живей и симпатичней.
Почему? Может быть, потому, что они ближе к реальности, не
имеют бластеров и магических талисманов, в силу чего им приходится
шевелить извилинами.
Сказанное выше можно считать преамбулой к более интересным
темам, и чем глубже погружается скальпель, тем больше этих тем. Но
никто не обнимет необъятного, и потому я представлю вам лишь две из
них: гибриды и герой отечественного детектива.
Под гибридами я понимаю соединение детектива с каким-нибудь
другим жанром, и тут наибольший интерес (по крайней мере, для меня)
представляют детектив фантастический и детектив иронический. В первом
случае, к великому сожалению, ничего толкового на ум не приходит.
Многие авторы, весьма именитые - Фармер, Саймак, Хайнлайн и Кир Булычев
- бросали в свою фантастическую окрошку какой-нибудь детективный овощ,
но в целостном блюде вкус его был незаметен. Потому, я думаю, что
детектив, как уже говорилось, очень тесно связан с реальным миром и
вызывает интерес лишь тогда, когда читателей кидают по правилам - то
есть без помощи сыщиков-роботов, неуловимых голограмм и проницательных
компьютерных мозгов.
Приведу конкретный пример, напомнив, что более прочих
потрудился на ниве фантастического детектива Айзек Азимов; все
его романы из цикла "Основание" (он же - "Академия") в той или иной
степени несут криминальный отпечаток, а в некоторых главные герои -
детектив Лайдж Бейли и робот Р.Дэниел. На меня эта парочка нагоняет
тоску; Дэниел - воплощенное механическое благочиние, да и Бейли тоже
смахивает на робота, хоть автор всеми силами старался его очеловечить.
Однако не удалось. Не интересно и сочувствия не вызывает. Еще и по той
причине, что расследуются дела высокой межзвездной политики, которая
нас, читателей, волнует слабо. Вот если бы сосед зарезал тещу... Или
того веселей: теща держала притон на паях с чеченской мафией, сосед ее
прикончил, продал жену в гарем Саддама Хусейна, с выручкой рванул на
Кипр, а мафиози - вслед за ним... Это трогает. Почти с такой же силой,
как эскапады личности, похожей на генерального прокурора.
Имбридинг детектива с юмористическим жанром дал гораздо
более съедобные плоды, и я готов приветствовать тех авторов, кто
исповедует принцип: меньше крови, больше иронии. Я понимаю, что это
нелегко - книжная кровь дешева, а юмор с иронией идут по самым высоким
ставкам. Однако есть ведь положительные примеры единения полицейских
блях и шутовских колпаков! Причем достигается это разнообразными
средствами. Скажем, у Кивинова ситуации серьезны, порой - трагичны
и вовсе не смешны, зато сами герои с юмором. И мы им сочувствуем и
понимаем, что юмор - их самозащита; им, "ментам"-ассенизаторам, без
юмора просто не выжить.
Другой прием, когда сама ситуация иронична, и в ней к тому
же замешана пара-другая склонных к иронии персонажей. Как в романах
пани Хмелевской, где детективы, преступники и трупы отплясывают
очаровательный канкан. Трупов, по нашим российским меркам, не очень
много, но делу это не вредит. Кстати, должен заметить, что в ироническом
детективе трупы бывают особые: или совсем не трупы, а чистый обман
зрения, или же такие типусы, коих могильным червям не переварить.
Тех вроде бы и не жалко...
В России этот прием подзабыт и вообще с иронией неважно.
Как-то посетил я "Фантом-Пресс", издательство с немалыми заслугами:
в нем выпустили всю Хмелевскую и продолжают в том же духе - копают
клады иронического детектива. Но - увы! - не в наших землях, а больше
в краях заокеанских. Издатели тут, впрочем, не виновны: у нас такое
как-то не пишется, а если пишется, то это или "донцовщина", или смех
сквозь слезы.
Но почему бы и нет? Лучше хоть какой-то смех, чем вовсе
никакого. У нас, конечно, беспредел, но жизнь есть жизнь, и она
подкидывает ироничные сюжеты. О генеральных прокурорах и возведении
Нью-Васюков в калмыцких пустошах, об олигархах, которые сами себя
"заказывают" ФСБ, о думских кулачных боях и бутылках с нарзаном,
использованных не по прямому назначению, о банке "Чара", обобравшем
столичный бомонд... Масса поводов для смеха! Но об этом не пишут.
Не потому ли, что боятся? Смех, как-никак, штука серьезная, страшнее
пистолета...
Вот мы и подошли к теме российского героя детектива, который
не любит смеяться, а предпочитает убивать. Или бить, или обманывать,
комбинировать, пугать, смотря по тому, откуда ноги растут - из КГБ, МВД,
спецназа или Афгана. Все это люди или мрачные, или страшные, или совсем
нереальные, и я полагаю, что в герои они решительно не годятся. Пора
контрразведчиков и следователей УГРО в российском детективе миновала, а
что до афганцев и спецназовцев, к коим еще сохраняется интерес, то это
не сыщики, а боевики.
Кто же такой н а с т о я щ и й сыщик? Как следует
поразмыслите над этим, если хотите пахать детективные нивы. Это,
безусловно, личность положительная и независимая (в том числе - от
государства); это человек, который руководствуется не законами, не
понятиями, а собственной Совестью; он - защитник справедливости и
может - даже обязан! - не только расследовать, но также судить, карать
или миловать; он умен, неподкупен и милосерд. Словом, литературный
герой-детектив, способный вызвать у нас интерес и сочувствие, это
любитель или частный сыщик, что и подтверждается всей мировой
детективной традицией. Такой герой неизбежно имеет черты супермена;
не супермена кулака, но разума и духовной силы.
К сожалению, данная фигура для нас абсолютно не характерна
и пока что лишена корней в отечественной почве. Частных детективов в
Советском Союзе не было, а суперменов российская литература вовсе не
взрастила. Если и найдется кто-то суперменистый вроде Остапа Бендера
или Рахметова, то он - не победитель, и его, будьте уверены, положат
на гвозди либо прикончат иным путем. Или проклятый царизм, или Чека,
или собственный нрав, мятущийся в сомнениях и рефлексиях. Нет у нас
пока что кандидатов в супермены...
Но свято место пусто не бывает, и если нет суперменов-мужчин,
на эту роль претендуют дамы. Я полагаю, что именно с этим, с отсутствием
Ниро Вульфов, Шерлоков Холмсов и Майков Хаммеров, связан расцвет женского
детектива. Ибо, если вдуматься, всякая женщина в сфере мужских профессий
- супервумен; если не умом возьмет, так обаянием и лаской.

10. Последний штрих

Я начал с того, что наше писательское занятие - мерзкая
штука. И поскольку мы, писатели - отъявленные негодяи, то стремимся
соблазнить, развратить и затащить в свою гнусную компанию наивных
граждан, считающих, что писатель - соль Земли Русской. Или Китайской,
Французской и так далее, смотря по нацпринадлежности. Последнее время
мы дефлорируем юных и невинных (а также убеленных сединами) с особой
- можно сказать, патологической - активностью. Иначе я не могу объяснить
некий всплеск произведений, в которых писатели учат старых и малых, как
сотворить роман или что-нибудь такое-этакое литературное. Учат весьма
добросовестно, в чем вы можете убедиться, прочитав книгу Николая Басова
"Творческое саморазвитие, или Как написать роман" и другие книжки на
данную тему.
Это ужасно! Лучше бы учили, как сложить камин или
исцелиться от всех болезней с помощью гимнастики йогов и собственной
мочи! Вы представляете, что будет, если все станут писателями? Да
что там все - хотя бы пять процентов активного населения! Экономисты
перестанут внедрять свободный рынок, а примутся писать воспоминания о
приватизации, и так же поступят охранники президента и звезды эстрады,
полковники милиции и депутаты Думы, математики и доярки, трактористы и
программисты, нефтяники и олигархи, мэры и космонавты - и не будет у
нас ни хлеба, ни зрелищ. Ни молока, ни мяса, ни ракет, ни транзисторов,
ни бензина, ни порядка в обществе! Вот почему я считаю, что
переквалифицироваться в писателей должны личности еще более гнусных
занятий - скажем, наркобароны, террористы или сексуальные маньяки.
Пусть торгуют героином, режут и насилуют в полное свое удовольствие,
но - на бумаге. Она, как известно, все стерпит.
Прочитав этот заключительный пассаж, вы вправе сказать мне:
а сам-то, лиходей этакий, ведь тоже учишь! На что я отвечу так: я
ничему вас не учу, и смысл этой моей книжки совсем иной - не научить,
а напугать вас до судорог сложностями писателького ремесла. Так
напугать, чтобы вы никогда не стали писателем.
Никогда! Никогда! Никогда!