Адвокат: Осторожный автор — это ведь хорошо? Выражается эта осторожность в первую очередь — в боязни риска. Ну зачем я напишу книгу, которая, возможно, станет не такой популярной, как предыдущая? Ну зачем я буду использовать слова, которые неизвестны восьми читателям из десяти? Например, слово «инсинуация» большинство народа пишет никак не через три «и». Значит, нужно его заменить на общедоступное словечко...

   «Я не люблю экспериментов, — говорит осторожный автор. — Я начал с саги про непобедимого эльфа и его врагов-орков. Я эту сагу (ну, не эту — другую, третью) — и буду писать про этих же товарищей, в этом же антураже. Пробовать новое опасно! — выберись я на чужую территорию, захоти написать, скажем, не фэнтези, где я уже неплохо зарекомендовал себя, а городской роман, психологическую драму, триллер, наконец, гротеск, бурлеск, балаган — это риск и эксперимент. Начнет ругаться издатель, начнет ругаться читатель...»

   В сущности, осторожный автор прав. Массовому читателю зачастую, чтобы привыкнуть к авторскому эксперименту, нужно года полтора. Выходит книга, не такая, как предыдущая книга того же автора — первые отзывы всегда отрицательные. Проходит полтора-два года: «Ах, да это же золотой фонд нашей фантастики! Редкая удача писателя!» А следующая книга, которая опять не такая: «Полный отстой, самый большой провал!» Поговорите с писателями, которые издаются достаточно давно, они подтвердят. Эксперимент? Новые приемы, формы, подача материала?! — год разгрома, потом год задумчивого молчания, и — «золотой фонд... а вот то, что они вчера написали — у-у-у...».

   Осторожность — это опаска работы в новых областях. Это боязнь работать в разных жанрах, разными методами; отказываться от традиционных приемов, которыми ты пользовался в работе над «вчерашним» романом. Боязнь по-новому строить язык, речевые характеристики персонажей, вводить новый антураж, менять структуру текста и так далее.

   У осторожности есть целый ряд плюсов.

   Если человек нашел свою нишу, где себя более или менее хорошо зарекомендовал (а мы говорим о людях, которые уже издаются и выпустили одну-две-три книги), то этой осторожностью он «вербует» себе круг читателей, которым нравится этот метод, это направление, этот антураж. Если я все время пишу зубодробительную космооперу, у нее есть поклонники, которые любят именно космооперу и не любят, скажем, хоррор или фэнтези. Они — мои читатели. Они видят, что уже третью книгу я работаю в их любимом направлении, рассказывают об этом своим друзьям, коллегам по увлечению. Они обязательно купят мою следующую книгу, и, возможно, со временем ее купит еще большее количество людей. Это несомненный плюс — привлечение постоянного читателя и расширение его контингента. Это стабильная аудитория. Это расслоение на четких любителей и не-любителей, поклонников и противников. Четко обозначенные противники — тоже хорошо. Черный пиар — тоже пиар. И когда на форуме или в журнальных статьях схлестываются «чистые» почитатели и недоброжелатели, это увеличивает рейтинг автора.

   Мы говорим об Интернет-форумах чаще потому, что имеем в виду не супер-популярного автора. А о таком говорят именно в Интернете чаще, чем пишут статьи в газетах и журналах. Говорить об авторах другого социального калибра — значит, приводить другие примеры.

   Далее, из плюсов: это, естественно, ускоряет работу. Автор досконально обжил привычное пространство. Причем совершенно не обязательно писать сагу. Можно писать отдельные романы, циклы повестей, рассказы — не важно. Но приблизительно в одном направлении, в одном ключе. Я здесь кум королю: опробовал многое-всякое, наступил на ряд граблей, понял, что на них больше наступать нельзя. Я нашел любимые козыри, которые однозначно работают на интерес конкретного читателя. Я очень хорошо и уверенно себя здесь чувствую — это мое пространство, меня отсюда не вышибить. У меня есть своя экологическая ниша — а это, поверьте, тоже достаточно много значит. Опять же, закрепление «в формате», в определенной книжной серии, которая печатает книги именно такого направления: «Да, нам нужны «форматные» авторы! Продолжайте в том же духе, мы вас возьмем снова и снова; вас хорошо покупают, есть поклонники...»

   Наработка фирменных приемов, которые можно использовать из книги в книгу, — конечно, это и ускоряет работу, и дает стабильность.

   Адвокат дьявола: Но, увы, осторожность крайне сужает авторский спектр творчества. Писатель сознательно начинает себя сначала обрезать по краям, а потом кастрирует овечьими ножницами. «Человек в футляре», постоянное «как бы чего не вышло...». В колее уютно, но беспросветно. Далее — дикими темпами ускоряется формирование автоштампов. Есть наработки, которые когда-то были открытием, чем-то оригинальным — издали, издали, еще раз издали, и открытие стало штампом. А автор все паразитирует на «кругах своих», все возвращается и возвращается... Любое свое умение, мастерство — ставит на конвейер.

   Паразитирует, паразитирует, под конец все, что было живым, уже мертвое, выеденное изнутри, пустая кожура. А бедолага-автор продолжает выкручивать дохлую кошку, достав ее из цистерны с квасом: «Ну, Мурка! Ну еще капельку!..» Ведь эти штампы еще только вчера — работали!!!

   Есть очень близкий для нас пример из области боевых искусств. Иногда человек замечает, что юность, когда он так лихо размахивал ногами, прошла. И в сорок лет, действуя прежними методами, он травмирует собственные суставы, рвет связки, портит сухожилия. Давно надо оглядеться, подумать и переменить манеру. Она будет не хуже и не лучше — она будет другая.

   Осторожный автор себя не в колее — в тюрьме содержит. Острог, а не осторожность. Сам тюремщик, сам охранник. Как у Высоцкого: «Выбирайтесь своей колеей!» — нет, не хочет выбираться. Начинается загнивание.

   Осторожный автор — это мертвый автор.

   Осторожный творец? Творят от щедрости. Вот тут зерно в землю брошу, а здесь — да будет твердь. Когда творит осторожный демиург, с опаской, с оглядкой — страшное зрелище. Евнух учит плодиться и размножаться. В таком мире и жить-то скверно, а читать об этом мире — увольте. В конечном итоге, запершись в «башне из слоновой кости», автор выедает все внутри этой башни подчистую. Уже и вглубь вырыл, и все сусеки выскреб — и остался на выжженной земле. Пустыня. Отвал. Выйти раньше не хотел, а теперь не может. Вырыл яму, в ней и сидит; теперь нужно потратить кучу усилий, чтобы вылезти — а стенки осыпаются, заваливают бедолагу. Книжки выходят, а на душе пакостно. Рост популярности поначалу вполне может дать в конце — трагедию.

   Участь заезженной пластинки.

   Посему на этой высокой ноте перебираемся к следующему, шестому искушению:

Вечная молодость

   Адвокат. Однажды Андрея Валентинова обступили молодые авторы:

   «А подпишите-ка нам книжку, Андрей Валентинович!»

   «А ты кто такой?»

   «А я вот начинающий писатель, молодой автор.»

   «А сколько книжек у тебя, молодой автор, издано?» — спросил Валентинов, давая автограф.

   «Четыре. В твердом переплете.»

   И Валентинов расхохотался.

   Это с четырьмя-то книгами, не считая публикаций в периодике, ты — начинающий автор?! Человек, который после четвертой-пятой-шестой книги по-прежнему считает себя начинающим и молодым (не в смысле физическом, а в писательском) — это примерно то же самое, как после рождения пятого ребенка искренне полагать себя девственником. И кричать об этом на всех перекрестках.

   «Маленьких бить нехорошо. С меня, маленького, какой спрос? Я еще учусь. Ну, есть у меня шероховатости, ляпы и «глюки». Но я выучусь — вы ж меня не бейте больно, я только начинаю. Я не Стругацкий, не Булгаков...» Да, такого и бить противно.

   Это удобная позиция. Во-первых, зачастую действительно не бьют, прощают. Ну, человек ведь только начинает писать, у него там... восемь книг вышло... всего лишь... Да вроде и написано ничего. Нормально. (О, это страшное слово — нормально!) Ну, есть ляпы, шероховатости... Учишься, дружище? Ага, учусь! Стараешься? Рад стараться, ваше благородие! Ну и молодцом. Как его после этого бить, молодого? Он ведь не говорит: «У меня все хорошо!» — а ты его мордой: «А вот и не все!!!». Трудится человек — молодец, трудись дальше. И отношение к нему: старается, работает, учится — доброе. Критики прощают; мэтры относятся покровительственно (в смысле, этот нам не конкурент). Можно водки выпить, похлопать по плечу: «Мужик, у тебя еще все впереди! Ты еще научишься и будешь такой, как я!» (Я к тому времени, глядишь, помру, и этого безобразия уже не увижу...)

   Такой вот имидж. Сознательный! Более того, с таким имиджем выходят и статьи, с таким имиджем человек лезет в эфир. Почему нет? — пардон, пять-шесть книг вышло, есть о чем с ним поговорить; и на передачу можно пригласить, и на встречу с читателями. А он по-прежнему талдычит: «Какой же я известный писатель?! Я такой себе начинающий литератор. Я — человек скромный, в мэтры не лезу». Люди смотрят: столько книг вышло, а он нос не задирает. Умница! Свой в доску!

   Очень удобная маска. Под которой можно прятаться до глубоких седин.

   Адвокат дьявола: Автор всех убеждает, что он маленький, невинный, несчастный, и бить его не за что. Окружающие принимаются хвалить: «Да нет, родной, у тебя все совсем не так плохо. Ты еще вырастешь, будет тебе небо в алмазах». И беда в другом: убеждая других, автор и сам к этому быстро привыкает. Убеждал других, а убедил себя. Вот уже лысина во всю голову, брюшко пивное, дети школу заканчивают, а он все еще «начинающий автор». Ходит на семинары и мастер-классы, слушает, в тетрадку записывает, кивает... И сам не понимает, как смешно выглядит. Уже в тридцать лет, с пятой книгой — смешно. Трудится, привыкает к «вечной молодости», убеждает себя, что старается. Да ни фига ты не стараешься, хороший наш! Лысый, седой, толстый дядька с вечным припевом: «Я маленький!» — умиления не вызывает.

   Он вызывает брезгливость.

   Вот лысый, седой, толстый дядька, напористый, агрессивный, когда это нужно, остроумный и энергичный, знающий и эрудированный — он вызывает уважение. Старый лев подходит к прайду, и молодежь разбегается. Понимаете, дело не в том, кто старый, и кто седой. Важно, как ты себя позиционируешь.

   Представьте: вы пришли в ресторан, а официант, принеся вам заказанное блюдо, говорит: «У нас повар — он хороший, но молодой и неопытный. Вот, приготовил, а вы попробуйте, как у него получилось. Если что не так, не обессудьте. Он старается...»

   Вопрос: если ты такой молодой и начинающий, если у тебя еще все впереди, так какого рожна ты это «начинание» публикуешь? Опубликовал — будь добр, получай по шее, как взрослый. Ввязался в нашу драку — дерись как все. Иначе нет вариантов. А «моложавый» автор начинает громогласно занижать себе планку. Он относится к себе очень снисходительно. Он привык, что маленький. Я себя люблю, планочка у меня невысокая, я сам себе прощаю те огрехи, которые мог бы сам исправить. И вы простите, люди добрые. Может, когда вырасту, все исправлю.

   Знаете, как этих авторов легко вычислять в любом возрасте? Такой писатель публично — хоть на встрече с читателями, хоть с друзьями, хоть в Интернете, — закончив очередную книгу, озвучивает сие событие следующим образом: вчера, мол, закончил, устал, как собака, а такое дерьмо написал! Устал, весь изработался, сил нет — а все равно дерьмо. Это он, «вечно молодой». Он напрашивается на «пожалейте меня». Вампирит помаленечку. Ему рано или поздно скажут: «Ты устал, бедненький; не такое уж это дерьмо, как ты рассказываешь... есть проблески... ты отдохни, еще поднатужься...»

   Бейте его сразу. И когда он это заявляет в восьмой раз, уж поверьте, восхищения его трудолюбием не возникает, и сочувствия его ужасной молодой доле и трагической усталости не возникает также. И желания утешать его тоже нет.

   А есть желание перейти к седьмому искушению.

Компанейство

   Адвокат: Автор, начавший реально издаваться, попадает в среду коллег, фэнов, читателей, критиков, просто каких-то тусовщиков, молодых, не очень молодых, совсем немолодых, известных, малоизвестных и так далее. Попадает — и растворяется в среде, как сахар в кипятке. Это же свои! единомышленники! я такой же, как они, мы все друзья и братья во спиритус вини...

   Плюсы? Их есть у меня, как пел Капелян в «Интервенции». Во-первых, у автора резко растет количество знакомств. Плохо? — ничего подобного! Познакомился с одним, с другим, выпил водочки, покалякал за жизнь — через какое-то время уже на «ты» с полезными и приятными людьми. Узнал, что где-то печатают сборничек — рассказ туда кинул. Узнал о новом журнале — интервьюшку им сообразил. Рост знакомств — это хорошо. Особенно нужных знакомств. В конце концов, на семинар пришел, на диспут, на мастер-класс — тоже полезная штука. Второе достоинство — это вписывание в тусовку. Если тусовку назвать другим словом — выйдет профсоюз. Это действительно профессиональный союз, пусть и неформальный; где поддержат твои издания, помогут с художником, предложат аннотатора. Здесь можно задать вопрос и получить ответ. Обсудить контракт — условия, нюансы, рифы и подводные камни. Чудесно! За этим и ездим.

   Случайный человек видит только вершину айсберга. А неслучайный обнаруживает, что ниже ходят большие рыбы. Общение дает увеличение числа рецензий, упоминаний в прессе о тебе-любимом. Рядом крутился критик? — появилась статья. В газете вспомнили, что на таком-то фестивале присутствовал ты. Вот и «мирская слава».

   Далее — фигурирование в номинациях.

   Ах, чудесная формулировка — номинант, допустим, «Звездного Моста»! Звучит, как дворянский титул. В номинации «Романы» — восемьдесят четыре позиции. Номинант — один из восьмидесяти четырех. Но все равно — звучит. А временами случаются и премии. Очень хороший стимул для авторского самолюбия. Автору вручили приз; он его дома поставил на полочку и рассказывает знакомым барышням: «Это я получил в Свердловске, это в Ашхабаде, это в Харькове, это в Москве за то-се, за пятое-десятое». И в журналах пройдет упоминание, и в Интернете звякнут в колокольчик. Замечательно! Эти премии — будем называть вещи своими именами — получить, присутствуя на конвенте, много легче, чем отсутствуя. При прочих равных, присутствующий получит премию скорее. Это вовсе не лоббирование, это чистая психология: мне нравятся из списка четыре романа, но автора четвертого здесь нет. Третий и четвертый нравятся примерно одинаково, но с автором третьего я вчера пил водку, а четвертого знать не знаю. Понятно, за кого я проголосую?!. Или уточнить?

   Это, кстати, совершенно нормально, здесь нет ничего плохого или обидного. Просто маленький плюсик при прочих равных может сыграть решающую роль.

   Адвокат дьявола: Хорошо, давайте действительно называть вещи своими именами. Тусовка — профсоюз. Безусловно. Но есть еще и старое определение людей искусства — богема.

   Прошу любить и жаловать.

   Это «террариум единомышленников». Очень специфическая среда. Все мы хорошие люди, слушаем-рассказываем, веселимся-общаемся. Но, думаю, ни для кого не секрет, что за спиной зачастую говорят совсем не то, что в глаза.

   Будем честными.

   Это очень распространенное явление. К сожалению, от него никуда не денешься, и с этим надо мириться, принять как данность. Обижаться тут глупо и бесполезно. Особенно в богеме — это ее специфика. Специфика группы тонко организованных, тонко чувствующих, нервных и самолюбивых, талантливых и тщеславных людей. Более того, человек богемы будет искренним в обоих случаях: и хваля тебя в глаза, и ругая за глаза. Вовсе не значит, что он в лицо вам врет, а за спиной говорит правду (или наоборот). У него в данный момент такое настроение, он в данный момент думает именно так. Отзывы «какая дрянь!» и «как великолепно!» зачастую дает один и тот же человек — но в разных местах и в разное время. И всякий отдельно взятый раз он искренне верит в сказанное. А наш автор тоже тонко организован. И зарабатывает невроз с депрессией.

   Далее, попав в богему, ты, сам того не заметив, очень скоро можешь оказаться в какой-либо из многочисленных группировок. А группировки, сами знаете, дружат друг против друга фалангами. Потому что те, другие, дружить не хотят. Вот я посидел за одним столом с хорошей компанией — все милейшие ребята, все читали такую-то книжку, мы ее обсудили, выпили пива, я сказал слово-другое, черканул отзыв в Интернете или рецензию в журнальчике-газете — все, здесь я свой. Но мы ведь дружим против кого-то! И зачастую приходится вписываться в разборки: «Разве можно бросить своих в трудный момент?!» И ты влип в конфликты, глупые и бестолковые. Совсем невеселая штука, надо сказать. Потому что в ответ на твою похвалу в адрес мистера Н тебя машинально обругают критики Х и У.

   Вы думаете, мы цинично раскрываем профессиональные секреты? Ничего подобного. Поговорите с актерами. С художниками. С музыкантами. Богема — везде богема.

   Поначалу это все может быть относительно безобидно, без, скажем, битья морд и совсем уж матерных рецензий (до такой гадости доходит действительно нечасто). И автор понимает: вот она, настоящая жизнь! Здесь творится фантастика, здесь бурление умов и движение сердец — я в этом участвую, и это круто! И вместо того, чтобы спокойно заниматься литературой, и — да! общаться на литературные темы! — он начинает участвовать в псевдолитературных разборках, в рецензиях по нелитературному признаку; в «обсужд+жах» одного за спиной другого, и так далее. Причем без всякого злого умысла: он не думает, что делает плохо — он считает, что это нормальная литературная жизнь. Все так живут, так и надо, чтобы быть своим. В итоге творчество и нормальное общение подменяется тусовочной псевдо-жизнью. С нашей точки зрения, это скверно. Хотя, может, кому-то и нравится. Автор тонет в сварах и склоках, выясняет отношения, вступает в одни союзы и выходит из других, разбрасывается манифестами в защиту кого-то или против чего-то. В крайних клинических случаях он начинает попросту спиваться в компании приятелей вначале на конвентах, а потом и между ними. Принимается банально «квасить» до состояния «ты меня уважаешь?», даже не подозревая, что за его спиной о нем говорят не «уважаю», а совсем наоборот.

   Кстати, опасность особенно велика для авторов с не очень большим опытом жизни в богеме. Они еще не успевают многие вещи отслеживать. Не успевает выработаться противоядие, антитела. И в конце концов мы слышим не: «Это писатель Василий Пупкин, автор такого-то романа, лауреат такой-то премии» — а другое: «А, это Вася-тусовщик, с которым мы вчера пиво пили!» Потом об этом слышит издатель, потом слышит незнакомый критик. Потом это снимает или записывает на пленку журналист... Потом вживую видит случайный читатель. Дальше продолжать надо?!

   Надо. Итак, искушение восьмое.

Общительность

   Адвокат: Не путать с компанейством! Общительность — это когда автор прочно прописывается в интернете.

   Ему это страшно нравится. Он организовывает живой журнал, он делает форум, он вписывается в клуб по интересам или сам его обустраивает. Он объединяет вокруг себя коллег или идет к ним. Он подписывается на ФИДО, у него образовывается авторская страничка. Он сидит в чатах, разговаривает, обсуждает и тратит на это кучу времени. У него полно псевдонимов. Там — Лев Толстой, тут — Волк Худой. Кстати, обратитесь когда-нибудь к психиатру — не найдут ли они в обилии «ников» проявления шизофрении?

   Но, при всей ироничности подхода к этому явлению, у него есть несомненно положительные моменты. Не бывает так, чтобы все было плохо.

   Первое. В Интернете реально можно почерпнуть массу информации. Думаю, многие со мной согласятся. Вплоть до реалий для очередной книги — история, география, специфические сведения из области физики, химии, астрономии, интересные термины и тому подобное. В общем, место полезное. И далеко не всегда это можно найти в книгах под рукой; к тому же тратится меньше времени. Это удобно, тут никаких вопросов нет.

   Второе. Рост известности. Если ты постоянно тусуешься на форумах и в чатах; у тебя есть одна-вторая страничка, свой личный форум — это однозначно способствует росту известности. А мы же говорим об издающихся авторах! Далее — тебе пишут читатели. Потом на форум попадает человек, который твоих книг не читал — видит, там есть отзыв, рецензия... Глядишь, возьмет книгу и прочитает. Ему понравится, а если понравится — добавится еще один читатель, а потом и не один. Плюс свои братья-коллеги тебя лучше знают — обмен информацией, новинками (у кого что вышло, где какая новая серия открылась)... Это фактически некоторая замена конвентов в ONLINE-режиме. Да, конечно, живое общение дает больше, но по оперативности Интернет весьма сопоставим, а по ряду аспектов даже превосходит конвенты. С виртуальными знакомыми не обязательно пить пиво, рискуя спиться окончательно, с ними достаточно переписываться в чате, узнавать полезные новости.

   Далее — общение с читателями. Узна+шь мнения о своей книге — от ругательных до хвалебных. Понятное дело, хвалебные узнавать приятно, но и из ругательных иногда можно почерпнуть что-то полезное. Нашли какой-то ляп? Отлично. В переиздании его можно исправить. Почему бы и нет?

   Более того, через Интернет очень удобно контактировать с издателем. От первого контакта до... Допустим, ты живешь далеко, а издательство находится в Москве. Списываешься с издателем, пересылаешь текст — не надо никуда ездить, все очень удобно. И издателю удобно — это тоже хорошо. Короче...

   Адвокат дьявола: Нет, не короче. А иногда даже длиннее.

   Первое: это отнимает массу времени. Иногда нам кажется, что наше время бесконечно. Это не так, поверьте. И вот это ваше время на эту лабуду (запись в «живом журнале»: «Сегодня съел сливу. Долго думал.») уходит без остатка, с потрохами. Братцы, «Сказка о потерянном времени» Шварца — она про вас. В данном случае — и про тех, кто пишет, и про тех, кто просто это читает. Когда нас спрашивают: «Олди, как вы успеваете столько сделать?», мы отвечаем: «Стараемся не тратить время попусту». Нет, можно общаться и в чатах, — сами грешны — но не надо тратить на это такую уйму времени. Иначе легкое, необязательное дополнение к жизни становится эрзац-жизнью.

   Второе. У автора создается психопатическая иллюзия, что вот это — настоящий читатель. Ничего подобного. Давайте слегка несправедливо, но близко к истине заострим ситуацию: это не читатель, а сотня сетевых тусовщиков-бездельников. Почему — бездельников? Потому что львиная доля этих господ выходит в Интернет со своей работы. Где они ни фига не делают, а используют казенное интернет-время для «бла-бла-бла».

   Спорим, что мы правы?!

   Кроме того (это, кстати, не наши домыслы, а совершенно реальные медицинские исследования), долгое просиживание у монитора в Интернете, и не просто поиск информации, а общение, особенно, когда оно периодически идет в критическом режиме (то есть, на повышенных тонах) — создает рост нервозности. Неврозы на почве Интернета — это уже раздел современной медицины. Есть научные работы, методики лечения, и тому подобное. И в особо запущенных случаях приходится лечить всерьез. А на творческое состояние, думаю, вы сами понимаете, как это может влиять — мы же говорим о писателях, людях тонкой нервной организации. Когда человек, раздраженный неудачной для него интернет-беседой, наконец решает поработать — ему, чтобы войти в рабочее состояние, нужно значительно больше времени и усилий, чем в обычно.

   Дальше — автор зачастую избирает путь скандальности. Да, скандальность приносит некоторую известность. Но, во-первых, это не самая лучшая репутация, которую большинство людей хотело бы себе приобрести. Во-вторых, это не только чужие, но и собственные нервные клетки, которые... Нет, они восстанавливаются. Но о-о-очень медленно!

   Начинается специфический синдром, который чаще всего провоцируется именно Интернетом. Это «вставление» друзей и врагов в свои книжки. Кого-то в положительном контексте, кого-то в отрицательном. Тусовка распухает, как тесто, покидая квашню и разливаясь по городам и весям. Ты мой лучший друг — я тебя выведу пусть третьестепенным, но положительным персонажем. Ты на меня написал критическую статью — ага, я тебя в чане с кислотой утоплю. Понятное дело, что качество книги это, как правило, не улучшает.

   Формируется так называемая интернет-зависимость. Зависимость не только от отзывов, от общения по сети, от писем, которые ты читаешь и пишешь. Бывает, когда человек лезет в свой почтовый ящик и не находит личных писем — ну, не написали сегодня полковнику! — и начинает испытывать резкий дискомфорт. Снова и снова давит на «Получить письмо» (а может, там все-таки что-то есть!), не найдя, ломится в чат — и так далее. Вместо того, чтобы плюнуть и решить: «Ну и хрен с ним!» — и сесть заниматься чем-нибудь полезным. А там не за горами и искушение девятое:

Спортивность

   Адвокат: Выражается оно в следующем: автор начинает принимать участие в ряде литературных конкурсов. Пишет туда рассказы на заданные темы — и активнейшим образом участвует в обсуждениях этих рассказов, в присуждении им мест, в конфликтах между членами жюри или участниками; он пишет кучу отзывов, рецензий, громко высказывает и агрессивно отстаивает свое мнение. Автор внимательно следит, чтобы его не дай Бог не пропустили, не забыли, не помянули лихом... Автор при деле.

   Естественно, у этого явления есть свои положительные стороны. Участие в конкурсах — в какой-то мере нарабатывание писательских ремесленных навыков. Написать относительно приличный рассказ, — мы не о победителях, а просто о приличных текстах! — на установленную тему, за ограниченный срок... Да, надо иметь определенные навыки. И человек, периодически участвуя в конкурсах, «набивает руку»; в принципе, он может в итоге написать достаточно грамотный, крепко сбитый сюжетно, ровный по языку рассказ. Этот рассказ даже способен занять призовое место. Так что и определенное признание, греющее душу, и рост ремесленных навыков несомненно имеют место.

   Формируется некий статус после побед на конкурсах. Это, во-первых, приятно лично автору. Во-вторых, об этом шумят в Интернете. Рассказ может попасть в печать: сборник, антология, журнал. Значит, формируется пусть малая, но доля авторитета. Имя автора мелькает во всяческих списках, о нем периодически вспоминают, пишут рецензии, о нем помнят в сети — и так далее. Получается — размялся, занял место, попал в сборник, заработал слегка денег и повысил статус...

   Хорошо!

   Адвокат дьявола: Хорошо? Куда уж лучше!

   Возникает подмена цели при написании художественного произведения. Если я хочу что-то сказать — есть идеи, мысли, чувства; если я желаю непременно поделиться своим внутренним миром — цель одна. А когда я участвую в конкурсе, в «крысиных бегах», просто потому, что этот конкурс был объявлен на днях — цель совсем другая. Выиграть первое место, обставить какую-то определенную компанию авторов, потусоваться на пьедестале, погреться в лучах славы... Мы не успеваем даже заметить, а цель давно стала фикцией. И ты бежишь, как осел за морковкой, не понимая, что морковку тебе подвесили перед мордой, что тебе ее никогда не догнать, да и незачем... Возникает отсутствие желания писать рассказы или повести вне конкурсов. Без этого странного и опасного допинга.

   Возникает ряд людей, которые уже больше, кроме как на конкурс, писать ничего не могут. Это творческая катастрофа. Нужен внешний стимул, а внутреннего стимула нет — опять-таки, духовная кастрация. Получить премию, понравиться жюри, «ущемить» соперников, «людей посмотреть и себя показать» — факторы не из лучших. У автора возникает чудовищная зависимость от мнений, обсуждений, присуждений, диспутов по поводу конкурса, забега, состязания — он без этого жить не может. И перестает быть самодостаточным, а становится зависимым.

   Это наркотик особого рода. Возникает и больше не уходит халтурность, неряшливость из-за вечной спешки: этот конкурс надо закончить в три дня, этот — за неделю, этот — к такому-то сроку... Ну, да, я не успел вычистить рассказ! Я не виноват: срок закончился! Я ночь не спал, весь взмок... Но, родной ты наш, если не успел вычистить и довести до ума, какого рожна ты эту дребедень публикуешь?! Ну я же утром, не умывшись, не почистив зубы, не лезу к тебе целоваться-обниматься! А ты ко мне лезешь со своим грязным недочищенным рассказом! Спешил? Тогда извини, если тебя брезгливо отодвинут и скажу: «Катись ты со своей помойкой...» И не проси о снисхождении — не за что к тебе снисходить.

   Конкурсы формируют мощную подпитку тщеславия. Человек не успевает заметить, как становится болезненным честолюбцем: такое место — сякое место, такая премия — сякая премия. Он все время откладывает на потом настоящие замыслы: сейчас же у меня конкурс, и еще один конкурс, и снова забег, и дальше...

   Это «потом» никогда не наступает.

   Зато наступает десятое искушение:

Готовность на все

   Адвокат: По просьбе или под давлением издателя автор достаточно легко соглашается:

   — на корню переработать свое произведение;

   — сократить;

   — расширить;

   — изменить финал;

   — добавить эротику или экшн;

   — написать книгу на заданную тему;

   — написать продолжение к своей удачно пошедшей в продажу книге (которую, кстати, продолжать не собирался, а тут вдруг начал собираться);

   — продолжить чужой коммерческий сериал;

   — написать произведение в неравноправном соавторстве — например, по синопсису мэтра.

   То есть, человек готов на все.

   У этой готовности есть ряд плюсов. Заметно повышается шанс публикации. Даже не надо объяснять, почему. Споров с издателем не возникает. Любое предложение принимается «на ура». Нет проблем! Автор не спорит, пишет, что скажут, услужлив и расторопен — издатель доволен. Все чудесно: мир, дружба, жвачка!

   Соавторство с мэтрами также имеет свои плюсы. Это может поднять вашу личную популярность. Это создаст общественный резонанс для вашего имени. Это может поднять тиражи ваших сольных книг. Но...

   Адвокат дьявола: Но что касается минусов, то они чудовищны. К такому автору начинают относиться, извините, даже не как к «литературному негру» — как к литературной проститутке. И издатель, и коллеги-писатели, а вслед за ними и немалая часть читателей. Продажная любовь никогда и нигде дорого не стоит. И гонорары за нее невысоки. И замуж не берут. Далее, даже если человек не лезет в дописывание за мэтром или в неравноправное соавторство, — он согласен на все в своей собственной книге. Ну, казалось бы, я хозяин-барин, здесь меня попросили, я согласился, переделал — моя книга, что хочу, то и творю. Почистить, отредактировать — дело святое. Молодец, возьми с полки пирожок. Но речь-то не об этом. Когда в угоду Маммоне глобально меняется замысел книги, сюжетные линии, характеры героев, общая направленность повествования — для души автора, для его собственного внутреннего мира, для его «я» такая реконструкция даром не проходит никогда. Во-первых, это, как правило, не идет на пользу книге (бывают редкие исключения, но — о-о-очень редкие). Чаще всего книга становится хуже. А, главное, она становится не такой, какой ее хотел видеть автор изначально. Не спал, понимаешь, ночами, думал, мучился, выводил на бумагу, чистил, правил, а потом говорят: сделай все не так, а этак. Читатель твоих изысков не поймет, в формат серии твои эксперименты не вписываются... Согласие на претензии такого рода отчетливо травмирует психику. И травмирует книгу. Даже если автор этого надлома не ощущает; или не хочет признаваться в этом даже самому себе.

   Популярность, завоеванная таким путем? Да, бывает. Но долгой она не бывает никогда. Краткий всплеск, после чего эта популярность катится вниз значительно быстрее, чем до того поднималась. И с коммерческой точки зрения, если автор намерен работать дальше, это попросту невыгодно — мы уже говорили про уровень гонораров для проституток. И в итоге автор, привыкший писать на заказ, писать, чего скажут, писать на эту тему, дописать тот сериал — такой автор в конце концов утрачивает собственную творческую индивидуальность. Иссяк, исчерпался, разменял себя на пятаки, продался за чечевичную похлебку, и право первородства ушло навсегда.

   Вот такие царства земные открываются с вершины этой скалы.

   Но ведь можно и устоять перед искушениями? На этой оптимистической ноте и закончим.

   Спасибо за внимание.